** Triple Agent, 2004. Adjudant de son Excellence

Triple Agent 2004
Dans son film avant-dernier, Éric Rohmer aborde un sujet historique. Il raconte l’histoire un peu modifiée de l’enlèvement du général des Armées blanches Evguéniï Miller (appelé dans le film général Dobrinsky et joué par Dimitri Rafalsky) par un double agent Nikolaï Skobline, un autre ancien général russe ayant émigré en France après la révolution (appelé Fiodor Voronin et joué par Serge Renko). En 1937, Fiodor habite à Paris avec sa femme grecque Arsioné (Katerina Didaskalou). La guerre approche, le gouvernement français tourne rapidement à gauche. Prudent et circonspect, le héros évite des conversations politiques avec ses proches et se méfie de ses voisins communistes. Il travaille dans une association tsariste de militaires russes blancs près de général Dobrinsky. Un jour, Arsinoé, aimant aveuglément son mari et lui faisant toute confiance, apprend par hasard qu’au lieu de Bruxelles, son mari, en fait, est allé à Berlin. Arsinoé soupçonne son mari d’avoir des liens avec les nazis, mais la vérité et le châtiment de la confiance s’avéreront plus terribles…

Triple Agent 2004
Ce beau thriller d’espionnage se déroule dans le style des meilleurs romans de John le Carré qui ne s’intéressait qu’aux émotions cachées de ses agents froides qui doivent souvent sacrifier des êtres chers. Au lieu du suspense de filatures et d’enlèvements, Rohmer se concentre sur les dialogues statiques de Fiodor où chaque mots peut être un mensonge. La caméra statique et neutre de Rohmer nous oblige à tirer des conclusions de manière indépendante et à analyser nous-même le comportement du héros sophistiqué et élégant de Serge Renko (parfois il parle russe, et pour les russes se sont les moments les plus drôles du film, parce que tous les autres acteurs, qui parle russe, fait ça sans accent). Evidemment, le réalisateur veut nous mettre en place d’Arsinoé, une douce femme au foyer, une peintre amateure qui au début ne veut pas et puis ne peut pas plonger dans le travail difficile et dangereux du mari. À propos, en réalité, la femme de Skobline était la célèbre chanteuse russe Nadejda Vinikova. Rohmer voudrait pousser ses héros de parler français chez eux, et il a changé la nationalité de l’héroïne.
Bien que le film soit rempli par les dialogues et presque par seulement les dialogues (parfois lourds en termes de nombre de faits historiques et de noms mentionnés), il est très dynamique. Rohmer saute facilement d’une scène de l’autre au milieu du dialogue et une quinzaine de fois il utilise les titres indiquant le mois et l’année de l’action. En outre, le réalisateur crée l’esprit de l’époque en réunissant ses cadres de fiction avec des cadres de vraies actualités des années 1930. En effet, il tourne une chronique, une chronique intime qui nous permet d’entrer l’appartement du héros et qui nous donne la possibilité de résoudre le secret de cet espion en lisant les moindres changements dans les émotions.
Le film est un peu démodé du point de vue du langage cinématographique (e. g. il est tourné en aspect académique), néanmoins cette histoire triste des temps d’avant-guerre a du charme esthétique.

Vatican science

Справедливости ради, стоит сказать, что церковь далеко не всегда отличалась мракобесием по отношению к науке. Например, Григорианский календарь был введён папой Григорием XIII несмотря на некоторые протесты учёных. Более того, «развитые» протестантские страны продолжали жить по Юлианскому календарю.
Великобритания пользовалась устаревшим календарём Римской империи аж до XVIII века. Поэтому, кстати, Шекспир и Сервантес не умирали в один день, ибо их страны жили по разным календарям. Точнее, такое заблуждение существовало, пока дату похорон Сервантеса считали датой смерти. Сейчас известно, что они умерли с разницей в один день с разницей в десять дней (запутанно, но это звучит именно так).

*** Silence, 2016. Il n’est de mot que dans le silence

Silence 2016
Après «The Wolf of Wall Street» — une comédie délurée — Martin Scorsese a porté les yeux sur un sujet plus spiritualiste. Il est venu de la représentation d’un pécheur endurci à celle d’un homme juste. «Silence» est un film historique dont l’action prend place au Japon au début du XVIIe siècle. À cette époque-là le christianisme était interdit au Pays du soleil levant et le père Ferreira (Liam Neeson), le dernier prêtre catholique au Japon, a abjuré sa foi catholique après les tortures et les meurtres de ses disciples. En apprenant cette nouvelle, deux jésuites portugais jeunes, Sebastião Rodrigues (Andrew Garfield) et Francisco Garupe (Adam Driver), partent de Macao au Japon pour trouver et sauver le père Ferreira. Deux pères débarquent près d’un petit village Tomogi dont les habitants sont chrétiens clandestins. Malheureusement un inquisiteur Inoue (Issei Ogata) y arrive et il prend quatre otages parmi les villageois. Ils doivent piétiner une image de Jésus (un fumi-e) et ils font ça sur les conseils du père Rodriguez. Mais après cette formalité Inoue leur propose un test plus difficile — de cracher sur une croix de bois. Trois otages se renoncent et ils se font brûler. Seulement Kichijiro (Yōsuke Kubozuka), le guide des héros qui a déjà abjuré une fois, répète son acte impie. Suite à cette tragédie (tous les villageois étaient les témoins à l’exécution) les pères se séparent pour éviter l’inquisition.
À partir de maintenant nous restons avec le père Rodriguez. Il retrouve Kichijiro et il accepte sa pénitence juste pour être bientôt trahi par le japonais. Capturé par les inquisiteurs, Sebastião Rodrigues regarde la mort de Francisco Garupe qui essaie de libérer quatre chrétiens noyés. Ensuite le héros du film est ensuite emmené dans un temple bouddhiste, où Inoue et le père Ferreira qui a changé la religion et le nom essaient de convaincre le prisonnier de laisser ses tentatives de baptiser le Japon parce que «c’est un marais ou toutes les racines se dessèchent». Le père Rodrigues refuse et commence à préparer au tortures et au baptême du sang. Mais le portugais n’a pas mesuré la perfidie japonais — au lieu du père Rodrigues Inoue torture les chrétiens japonais qui ont déjà abjuré. Aussi Sebastião Rodrigues piétine-t-il un fumi-e et ensuite il change son nom et marie la femme japonaise. Après beaucoup d’années de la vie bouddhiste immaculée sous la surveillance infatigable de l’inquisition, Sebastião Rodrigues meurt et est brûle avec un crucifix caché dans les mains qui a été mis par sa femme.

Silence 2016
Ayant montré le Dieu sous l’apparence où il est apparu une seule fois («The Last Temptation of Christ») Scorsese essaie de montrer le Dieu de notre vie ordinaire — le Dieu invisible et inaudible. C’est une décision principale pour le réalisateur qui a voulu pendant la jeunesse de devenir un prêtre catholique. Scorsese a pris le titre d’un film de Bergman qui essayait pendant toute sa vie de surmonter le silence du Dieu. «Silence» nous renvoie aux films des années 1950-1960, des films du réalisme théologique. Bien sûr le réalisateur nous rappelle non seulement le cinéma européen mais aussi le cinéma japonais. C’est presque impossible pour un cinéphile de tourner un film sur le Japon en n’utilisant pas les images qui viennent de films d’Akira Kurosawa (e. g. le tribunal) ou Kenji Mizoguchi (un bateau dans le brouillard). Le point de vue de Scorsese est strictement réaliste (sauf la vision de l’image du Christ dans l’eau). Son montage voyante et ses mouvement du caméra prétentieux ont cédé leur place au point de vue statique. Les couleurs éclatantes se sont disparus et il en reste seulement trois — le vert des broussailles qui cachent les missionnaires, le bleu de la mer qui entoure ce pays imprenable et l’orange du feu qui éclaire des services divines clandestins et ensuite dévore des chrétiens. Le film presque manque du rouge, le couleur du sang, non seulement parce que les japonais préfèrent de brûler et noyer les martyrs pour priver les chrétiens de leurs os, mais parce que le réalisateur ne veut pas marteler le sujet des souffrances physique, préférant de porter l’accent sur la souffrance spirituelle.
Deux acteurs aident à Scorsese de transmettre les doutes de foi. En passant le temps de préparation dans les jeûnes et les prières Andrew Garfield a presque réussi de se délivrer du vernis hollywoodien. Quant à Adam Driver, dès les premières images du film il ressemble à un moine des peintures anciennes. En plus, les acteurs japonais trouvés pas Scorsese ont l’air authentique et en voyant le film on peut croire se déplacer au Japon du XVI-me siècle, au temps de la misère et des bagarres cruelles. Le point du vue de Scorsese sur le Japon est sévère, comme sur «Sansho the Bailiff» de Mizoguchi. Les paysans tourmentés par les travaux obligatoires durs et n’ayant pas de joie, perçoivent la vie dans l’au-delà chrétiens comme le dernier espoir et seulement les actions trop cruels des inquisiteurs peuvent casser ce barre. Mais le film n’est pas consacré au recouvrement de fois par les japonais. Le film est plutôt consacré à la perte de la foi par le héros principal. Au début il se sent comme un apôtre — il est prêt à aller dans le pays lointaine et très dangereux pour sauver son frère, pour donner la communion aux chrétiens clandestins et pour mourir pour le Christ si besoin. Chaque chemin d’un saint, c’est un chemin de doutes et faiblesses. Tel est même celui du Christ sans oublier le saint Pierre. Scorsese tourne une hagiographie et selon les canons il doit conduire son héros par ce chemin dur et cruel. Sebastião Rodrigues voit la puissance de foi incroyable des paysans qui sont prêts à mourir comme les premiers chrétiens, mais le moine ne voit pas le soutien du Dieu qui contemple la situation sans donner le moindre signe. Le paysage mort de ce pays sauvage n’écoute pas les voix de la prière. Il semble que le Dieu chrétien oublie vraiment ses fils au Japon. Scorsese montre le pire test de foi — l’épreuve de désespoir quant le prêtre doit continuer son chemin sans avoir le soutien du très Haut. De plus, on force Sebastião Rodrigues de mettre sur un plateau de balance son âme et son sauvetage et sur l’autre — les corps souffrant des japonais. À la fin il doit sacrifier son âme immortelle en abjurant pour arrêter les cris des martyrs et pour constituer le silence, dans lequel pour la première et dernière fois dans la vie il entendra la voix du Dieu.
Les voies de Dieu sont impénétrables. Parfois la persévérance de foi de martyrs provoque la diffusion de la religion. Parfois l’abjuration n’est qu’une formalité et on doit comprendre que sur une île isolée c’est impossible de sauvegarder le christianisme sans l’abjuration formelle car la foi vit dans le cœur. Saint Pierre a abjuré trois fois tandis que le héros de Scorsese l’a fait seulement une fois. Il a gardé la vie, il a gardé la foi et il l’a transmit à sa famille malgré la surveillance. Et malgré l’isolation du Japon et les répression, plus de 20000 chrétiens ont survécu à la liberté religieuse. Plusieurs parmi eux ont dû piétiner le fumi-e pour abjurer formellement. Aujourd’hui, à l’époque paisible, Scorsese tourne ce film pour formellement confirmer sa foi et pour nous donner une leçon aussi importante que belle.

«Don’t Look Now», 1973. Смерть в Венеции

Don't Look Now 1973
Фильм Николаса Роуга «А теперь не смотри» — экранизация одноимённой новеллы Дафны Дюморье. Джон и Лора Бакстеры (Дональд Сазерлэнд и Джули Кристи) теряют в пруду возле своего загородного дома дочь Кристин. После трагедии они оставляют своего сына в Англии и уезжают в Венецию, где Джон работает над реставрацией церкви Сан-Николо деи Мендиколи. В Венеции тревожно — в городе орудует маньяк, а Джону периодически мерещится девочка в красном плаще, в котором была Кристин в день трагедии. В венецианском ресторане супруги знакомятся с двумя пожилыми сёстрами — Хезер (Хилари Мейсон) и Уэнди (Клелия Матания). Хезер слепая, но при этом она обладает даром общения с духами. При первой же встрече она убеждает Лору, что может общаться с Кристин. Джон относится к этому крайне скептически, но Лора снова встречается с ясновидящей и Кристин через Хезер предупреждает, что Джону грозит опасность. Действительно, вскоре Джон чуть не падает из-под потолка церкви, а их сын в Англии получает травму. Лора вылетает домой первым же утренним рейсом, но в этот же день Джон видит жену на Гранд-канале вместе с таинственными сёстрами. Он пытается её разыскать, обращается в полицию, но всё, что ему остаётся — бродить по тёмным узким улочкам недружелюбного города, видя красный плащ то в отражении воды, то в щелях между домами…

Don't Look Now 1973
Зимняя Венеция Николаса Роуга — один из самых мрачных городов кинематографической планеты Земля, который отлично подходит для очередного высокохудожественного триллера семидесятых. Даже Англия, где совершилась трагедия, за счёт мягкого света заходящего солнца, за счёт ещё зеленеющей травы и играющих детей обладает большей жизненной энергией. В Венеции мы видим только камень и воду: в грязных волнах плавают трупы, а в каменных лабиринтах бегает ярко-красный призрак. Лишь редкие кадры большой воды дают картине воздух. Плавучий город — царство гниения и смерти, каждая лишняя минута, проведённая героями на этой зыбкой земле чревата быстрым переселением в иной мир. По крайней мере, именно такую информацию пытается донести до родителей Кристин через медиума. Ни святой Николай, ни святой Марк чужестранцам не помогут — церковь не может спасти от нависающего рока семью своего реставратора; епископ бессилен, также, впрочем, как и мирские власти в лице полиции города.
Венеция также превращается для героев в новый Вавилон. На фоне установления пусть зыбкой, но всё же связи между миром людей и миром духов, слабеют коммуникативные каналы между живыми. Джон и Лора постоянно сталкиваются с недопониманием, многие встреченные жители города, к сожалению, не говорят по-английски. Джона часто принимают за другого человека — то за вуайера, то за маньяка. Чем больше Лора интересуется общением с духами, тем более ослабевают её связи с мужем — начинается всё с небольших ссор, а заканчивается физическим разломом реальности, когда Джон и Лора оказываются в разных временах и пространствах. Начало этого отчуждения передано уже в смелой сексуальной сцене, которая вперемешку смонтирована с флешфорвардом, показывающим одевающихся супругов.
Монтаж в принципе становится одним из главных, наряду с музыкой Пино Донаджио, орудий Роуга в создании тревожной атмосферы. Красный плащ в отражении; красный велосипед, который наезжает на стекло; красный мяч, который плывёт по холодной воде; странное красное пятно на фотографии древней церкви, которое вдруг оживает — благодаря этому нервному монтажному ряду зритель предчувствует трагедию заранее. В Венеции многие кадры из экспозиции будут врезаться в ткань повествования для передачи смятения, в котором находится Джон, и для передачи чувства опасности. Роуг играет на контрасте цвета крови и безжизненных пепельных или землистых пейзажей Венеции и её каналов. Красные сапожки Лоры словно ведут её не в ту сторону, неизменный красный шарф Джона словно кричит о грядущей трагедии, а изящная параллель между отражениями двух ярко-красных плащей в английском пруду и итальянском канале уводит зрителя в причудливый мир духов и призраков, который вполне может получить и грубо рационалистическое объяснение.

Марчелло Мастроянни

10 фактов о Марчелло Мастроянни
1. Марчелло провёл часть детства в Турине, где впервые познакомился с чарующим миром кино. В шесть лет он посмотрел в кинотеатре фильм «Бен-Гур: история Христа» Фреда Нибло — свой первый фильм.
2. Есть сведения, что мать Марчелло была еврейкой из Белоруссии.
3. В кино великий актёр начал работать ещё подростком — друзья с «Чинечитты» устраивали его в массовку.
4. В годы войны Мастроянни сбежал из немецкого лагеря и скрывался в Венеции по поддельному аусвайсу, который сам же и нарисовал.
5. Мастроянни ещё до своих звёздных ролей был успешным театральным актёром. Одной из лучших его работ считался Солёный в «Трёх сестрах».
6. Чехов — один из любимых писателей Мастроянни. Когда Феллини позвал его в «Сладкую жизнь», Мастроянни как раз собирался ставить со своей труппой «Платонова».
7. Из своих фильмов Марчелло особенно выделял «Прощай, самец» Марко Феррери.
8. Мастроянни — единственный иностранный актёр, который трижды номинировался на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль.
9. Также Мастроянни — единственный не американец, который дважды получил приз Каннского кинофестиваля за лучшую актёрскую игру.
10. За свою жизнь итальянец выкурил около 1.000.000 сигарет. Он умер в 72 года от рака поджелудочной железы.

«Le Samouraï», 1967. Волк, сын ворона

Samoirai 1967
«Самурай» — цветной неонуар Жана-Пьера Мельвиля. Главным героем фильма является одинокий наёмный убийца Жеф Костелло (Ален Делон). Этот одинокий волк держит в своей пустой квартире лишь пташку в клетке, а любовницу Жанну (Натали Делон) держит для обеспечения алиби. Во время выполнения очередного заказа он оставляет слишком много свидетелей и той же ночью попадает в лапы к комиссару полиции (Франсуа Перье). К счастью для Костелло его не опознаёт главный свидетель — пианистка ночного клуба Валери (Кати Розье), да и алиби, предоставленное Жанной опровергнуть комиссар не может. Заказчику не понравилось, что Костелло попал в полицию на несколько часов. На следующий день в условленном месте Костелло вместо денег ждёт убийца. Костелло удаётся убежать. Одновременно за него берётся полиция — ставит в квартиру «жучок». Валери — единственный выход для оступившегося наёмного убийцы. По её поведению в участке Костелло догадывается, что она связана с заказчиком. Костелло собирается выйти на него через Валери, но неожиданно получает от мафии прощение и новый заказ. А полиция тем делом бросает все силы города на поимку Костелло…

Samoirai 1967
Один из самых красивых ледяных фильмов с изящной монтажной кольцевой композицией. Мельвиль практически идеально выстроил стиль картины: холодный взгляд волчьих глаз Делона, лишённого лишних движений, заиндевевшая комната молчаливого ронина, ночной клуб, похожий на пещеру с замороженными сталактитами, электронная музыка, отдающая ледяной капелью и потихоньку оттаивающая к середине фильма. Практически весь формально цветной фильм снят ведущим оператором новой волны Анри Декаэ в богатейшей гамме оттенков серого. Мельвиль от фильма к фильме всё больше выхолащивает экранное пространство, всё больше тяготеет к абстракции, развивая те типы пространств, которые в любимом им американском кино создавали немцы Роберт Сиодмак и Фриц Ланг. Мельвиль очень любил нуары, которые по-своему интерпретировал и переносил на французскую почву. Поэтому неудивительно, что «Самурай» смотрится как вольный ремейк фильма Фрэнка Таттла «Ствол в наём», с которым имеет общие элементы фабулы, не говоря уже о сходстве главных героев. Ворон, любящий кошек, через двадцать пять лет перевоплотился в волка, любящего птиц, и, что удивительно, даже не поменял свой костюм. Действительно, Костелло носит такой же плащ и шляпу, что и Ворон. Разве что шляпе француз уделяет очень много внимания — больше, чем своим женщинам. Отточенный жест, которым Делон всё время поправляет острые поля, видимо, должен напоминать жест, которым ронины поправляли свои мечи перед выходом из дома.

«Sorpasso, il», 1962. Чужая колея

Sorpasso 1962
«Обгон» Дино Ризи рассказывает историю двух дней из жизни римского студента-юриста Роберто (Жан-Луи Трентиньян). Роберто сидел один дома в опустевшем из-за праздника и раскалённом от жары Риме. Он пустил домой позвонить проезжавшего мимо на дорогом кабриолете говорливого и чрезвычайно активного мужчину по имени Бруно (Витторио Гассман). С этого момента в тихой и размеренной жизни Роберто началась череда приключений. Скучающий Бруно увёз Роберто обедать за город, а потом два дня возил по побережью Италии. Они посетили несколько ресторанов, заехали к дяде Роберто, потом переночевали у бывшей жены Бруно. Всё это время Бруно учил Роберто жизни, открывал ему глаза на мир и даже успел раскрыть пару семейных тайн Роберто, о которых тот и не подозревал. Под воздействием своего нового знакомого Роберто стал меняться. Вопрос в том, в какую сторону?..

Sorpasso 1962
В этой блестящей комедии по-итальянски Дино Ризи сталкивает совершенно противоположных людей: скромного, застенчивого студента, который никак не может заговорить с понравившейся ему девушкой, и наглого, циничного авантюриста, который готов гоняться за каждой юбкой. На сопоставлении этих двух характеров и их реакций на одни и те же события и построена большая часть комических сцен фильма. Драматическая составляющая возникает в фильме как раз по прямо противоположной причине: оба главных героя оказываются удивительно схожи внутренне. За столь разными фасадами скрываются два эгоиста, два тотально одиноких человека. От того, что один не умеет общаться с женщинами, а другой способен очаровать первую встречную, суть не меняется — ни тот, ни другой не способны создать семью, долгосрочные отношения. То же самое касается и приятельских отношений — ни Роберто, ни Бруно, при совершенно разном уровне общительности не имеют близких друзей. И объединяет героев в итоге не столько единство противоположностей, сколько общее для них мучительное одиночество. Примечательно, что при практически равном экранном времени и кажущемся, на первый взгляд, равноправии Бруно и Роберто, главный герой тут один. И «культурный обмен» здесь идёт преимущественно в одну сторону: от Бруно к Роберто. Так почти в зеркальных эпизодах встречи с родственниками, Роберто меняет свои взгляды на семью дяди под прямым воздействием Бруно, тогда как сам почти не принимает участия в установлении контакта Бруно с выросшей дочерью. Собственно, эволюции, а точнее, почти революционному изменению Роберто, который начинает пытаться жить чужой жизнью, и посвящён фильм в целом и основной авторский посыл.
Альянс недотёпы и наглеца — любимая кинематографистами и выигрышная комбинация, которая позволяет актёрам оттенять таланты друг друга. Картина Дино Ризи прекрасна как раз благодаря отменному актёрскому дуэту яркого, пластичного Гассмана и сдержанного, но не менее талантливого Трентиньяна. Более того, Дино Ризи, любящий наполненые кадры, часто ставит на одном среднем плане обоих героев и глаза у зрителя разбегаются — оба актёра интересно смотрятся в кадре, не знаешь, за кем наблюдать в данный момент. Ещё одним несомненным достоинством «Обгона» является обилие бытовых зарисовок, характерных для фильмов Дино Ризи. Рассказывая историю своих героев, убеждая в необходимости идти своим путём, режиссёр не забывает о своей любимой стране, точно схватывая многобразие её жизни и делая его насыщенным фоном для основного действия.

«Profumo di donna», 1974. Сила внутреннего зрения

Profumo di Donna 1974
«Запах женщины» — трагикомедия Дино Ризи слепом капитане в отставке Фаусто Консоло (Витторио Гассман). Циничный и кажущийся на первый взгляд излишне мрачным Фаусто несмотря на потерю зрения и одной руки ещё не растерял остатки прежнего жизнелюбия. Вместе со своим адьютантом Чичо (Алессандро Момо) Фаусто совершает небольшое путешествие по Италии из Турина в Неаполь через Геную и Рим. По дороге Фаусто по запаху ищет для себя привлекательных женщин, пьёт виски, задирает случайных встречных и не забывает учить молодого курсанта жизни. В Риме Фаусто встречается со своим братом священником, а в Неаполе Фаусто ждут друзья — ослепший лейтенант в отставке и красавица Сара (Агостина Белли), которая давно и безнадёжно влюблена в Фаусто. С собой в чемодане под выглаженными рубашками и бутылками виски капитан везёт пистолет — ему надо убить одного человека…

Profumo di Donna 1974
«Запах женщины» — образец поздней комедии по-итальянски, в которую проникли сильные нотки драматизма. В начале фильма, пока Чичо привыкает к Фаусто и они ходят по кварталам красных фонарей, комичные сцены преобладают. Постепенно становится всё больше серьёзных и драматичных сцен, но они удивительным образом не только не вытесняют комические, но и ставятся режиссёром с ними в стык. В этом мастерстве Дино Ризи соединять совершенно разные по интонациям сцены кроется причина пронзительной глубины фильма, который показывает жизнь под совершенно разными углами зрения и заставляет зрителя испытать целую гамму эмоций. Такая сложная по построению картина не смогла бы состоятся без актёра уровня Витторио Гассмана. Фаусто — роль выдающаяся благодаря широте дарования Гассмана, который одинаково хорошо играет телом на средних планах и лицом на крупных. Уже одно то, что актёру приходится играть слепого калеку, предъявляет высокие требования к актёрскому мастерству. На своих крупных планах Гассману отлично удаётся передать всю скорбь своего героя, его знание жизни, острое внутреннее зрение, скрытые под маской напускного цинизма романтизм и затаённую любовь. При этом фильм держится не только на Гассмане — в «Запахе женщины» достаточно режиссёрских кинематографических находок и точно подмеченных деталей.
Удивительно, насколько ничего не осталось от творения Дино Ризи в американском ремейке Мартина Бреста 1992 года. Трогательная связная история превратилась в набор почти штампованных сцен, которые существуют сами по себе. Довольно однообразный Аль Пачино не только не имеет адекватного партнёра, но и не может передать тот диапазон эмоций, который показывает Витторио Гассман. Как часто бывает в Голливуде, не за тот фильм Пачино статуэтку дали.

«Madame de…», 1953.

Madame De 1953
«Мадам де…» Макса Офюльса — экранизация одноимённого романа Луизы де Вильморен. Графиня Луиза де… (Даниель Дарьё) приносит своему ювелиру (Жан Дебюкур) на продажу серьги, подаренные мужем на свадьбу — ей надо срочно расплатиться с долгами, о которых не знает супруг. Тем же вечером в опере Луиза делает вид, что потеряла свои драгоценности. Её муж генерал Андре (Шарль Бойе) разворачивает излишне активную поисковую деятельность прямо во время представления. В итоге история попадает в газеты и ювелир приносит серьги Андре. Несколько удивлённый действиями жены, генерал выкупает серьги обратно и дарит их своей любовнице, уезжающей в Константинополь. В Константинополе серьги попадают в ломбард, где их выкупает дипломат барон Фабрицио Донати (Витторио Де Сика). В Париже Фабрицио знакомится с Луизой и у них начинается роман. Барон дарит своей возлюбленной те самые серёжки. Луиза одним вечером делает вид, что нашла искомые драгоценности. Озадаченный Андре находит барона, узнаёт историю серёжек и возвращает ему их с требованием продать обратно Реми. После этого Андре выкупает серьги у Реми и дарит своей племяннице к негодованию Луизы. Племянница продаёт их в минуту бедности тому же Реми, после чего Луиза выкупает серьги ценой более ценных украшений. Снова увидев злополучные серьги, генерал теряет присущее ему самообладание и в ярости вызывает барона на дуэль…

Madame De 1953
При просмотре фильма первым приходит на ум недавно снятый по другую сторону океана вестерн Энтони Манна «Винчестер ’73». Как легендарный винчестер, серьги многократно уходят и возвращаются к героине разными сложными путями. В вестерне предмет стал основной сюжета — на него нанизано всё повествование, он появляется практически в каждой сцене. У Офюльса серьги почти также важны и символичны. Более того, по ходу повествования они обрастают новыми ассоциациями в глазах зрителя и героини. Литературный источник вторичен по сути своей — это умелая стилизация, «Анна Каренина», рассказанная языком Мопассана и Цвейга. Луиза де Вильморен даже не стесняется литературного воровства — так из Льва Толстого прямо скопирована сцена с обмороком героини из-за падения любовника с лошади и последующий разговор в карете с мужем (снятый Офюльсом ровно также, как и в экранизациях «Анны Карениной» Кларенса Брауна и Александра Зархи). Офюльсу с удивительным изяществом удаётся совместить в рамках одной истории разные настроения. «Мадам де…», начинается как водевиль, продолжается как мелодрама, а заканчивается почти на трагедийной ноте. Что-то подобное, но в рамках трёх новелл, Офюльс осуществил в своём предыдущем фильме — «Наслаждение». Как всегда, картина Офюльса завораживает вальсирующими движениями камеры, тщательной работой с декорациями (барочность режиссёра на этот раз не знает границ) и изысканным выбором актёров. При этом, на мой взгляд, фильм при всех своих несомненных достоинствах не достигает уровня американского фильма Офюльса «Письмо незнакомки» — работы более цельной и с более интересной главной исполнительницей.

«Don Camillo», 1952. Крест против звезды

Don Camillo 1952
Главный герой фильма Жюльена Дювивье «Дон Камилло» — священник маленького итальянского городка дон Камилло (Фернандель). В этом городе приходят к власти коммунисты во главе с Джузеппе Ботаччи (Джин Черви). Начинается непримиримая война за сердца горожан между Джузеппе и доном Камилло. Ситуация осложняется тем, что сегодняшние враги вчера были бойцами одного отряда сопротивления и даже сегодня очень любят подраться. Священник не уступает крепкому мэру в силе, а в подвале хранит миномёт и автоматы. У Джузеппе и дона Камилло от любви до ненависти один шаг. То дон Камилло сорвёт колокольным звоном митинг, то Джузеппе заставит горожан бойкотировать крестный ход. Периодически им приходится искать компромиссы, например, когда Джузеппе просит окрестить своего сына именем Ленин, и даже объединять усилия, когда крестьяне объявляют бойкот зажиточным фермерам и все местные коровы стоят два дня недоенные. На фоне борьбы священника и мэра разворачивается история любви двух молодых людей, принадлежащих к разным лагерям…

Don Camillo 1952
Дювивье снял прекрасную комедию на весьма оригинальную и острую тему. По сути своей фильм является бенефисом великолепного Фернанделя. При этом сценаристы постарались максимально уравновесить силы, чтобы симпатии зрителей не оставались на стороне порой своенравного дона Камилло. Для этого в картину введён голос Бога, с которым разговаривает главный герой. Он периодически осаживает зарвавшегося священника, когда тот переходит какие-то границы в войне с Джузеппе. Фильм снят очень деликатно, границы цинизма остались нетронутыми. Жаль, подобная ситуация невозможна для России, где отношения коммунистов и церкви были куда менее забавные